Главная
Майдан
На исходе следующего дня мы вернулись в Киев вместе с Ольгой. Пересев с маршрутки на метро, оставив сумки встретившей нас Полинке, мы проскочили до "Арсенальной" и часа три погуляли по вечерней столице.
В этот раз Киев несколько поправил своё первое впечатление. Только что открытый после реставрации Мариинский парк явил собой образчик умелого дизайна: выложенные разноцветной плиткой дорожки, свежие газоны, со вкусом подстриженные, омоложенные вековые деревья, под которыми так приятно посидеть на свежеструганных деревянных скамейках, глазея на прогуливаю-щуюся вокруг публику. И киевляне всех поколений не преминули этим воспользоваться: парк заполнен сверх всякой меры, чему косвенно способствовало и расширение (за счёт площади парка) зоны безопасности Мариинского дворца, государственной резиденции президента Украины: на его растрелли-евские формы и традиционную бирюзу его стен, столь знакомые по более известным питерским аналогам великого зодчего, дозволяется теперь взирать с приличного отдаления.
Миновав зелёную чашу стадиона "Динамо" искусно вписанную в сложный рельеф правого берега Днепра – на таком поле, в таком интерьере просто нельзя выступать посредственно, наверное, это и явилось залогом успехов киевского "Динамо" - мы вышли к возрождённому из пепла Михайловскому монастырю. На фоне стремительно темнеющего неба червонным золотом горели его купола. Мастерски выполненная подсветка храма – с лёгким сиреневым оттенком, в тон фиолетовому ночному небу, и золотыми лучами, направленными на ажурные кресты, венчающие луковки куполов - придавали сказочный вид этой божественной обители. Но наши земные чаяния не были услышаны всевышним – туалеты, расположенные на территории монастыря были уже закрыты (а шёл уже пятый час, как мы вышли за порог дома в Славути-че).
Пришлось направиться к Майдану Незалежности и посетить тамошние "Охотные ряды", стеклянный купол которых я приметил ещё намедни. Внутри это сооружение ещё больше походит на пародию московского аналога: масштабы совсем не те, скуднотища и теснотища. У дверей с заветными силуэтами мужского и женского пола как всегда в подобных ситуациях – длинный девичий хвост. В мужской туалет удалось попасть без очереди, но и там тесно, к каждой кабинке и писсуару в нетерпении переминались с ноги на ногу по три-четыре чоловика. Пристроился к одному из хвостиков и я. И вдруг, слышу за спиной смущённые девичьи смешки – это находчивые украинские парубки, заняв очередь в кабинки, протащили сюда своих подружек: за стеной, в женском отделении ситуация совсем беспросветная. Минут через пять, когда я продирался обратно к выходу, в мужском заведении наблюдалось явное преобладание женского пола, а перед туалетами петляли уже две женские очереди.
Ну, а вечерний Майдан предстал в ещё более неприглядном свете, нежели накануне днём. К безвкусной свалке архитектурных "шедевров", прибавилось четыре циклопических размеров воздушных шара, озаряемых пламенем мощных горелок и с трудом втиснутых в, и без того забитое донельзя, пространство главной площади Украины. За ними, в отдалении, как-то совсем потерянно светился желтоватый силуэт Софийского собора, когда-то игравшего роль ведущей скрипки в оркестре достопримечательностей стольного града Киева, а теперь незаслуженно всеми забытого. Площадь заполнена полчищами молодёжи, не знающей, куда податься, изнывающей от безделья, тупо посасывающей слабоалкогольные напитки.
Те, кто успел опередить других, занял места на бетонных парапетах, бордюрах, ступеньках, неудачники же неприкаянно бродили среди таких же не нашедших себе места молодых людей. А по Хрещатику, во всю его ширину, как после первомайской демонстрации, в эту переполненную яму скатывался такой же многочисленный, и бессмысленный людской поток, оставляющий за собой на мостовой осколки разбитого стекла и всяческого мусора: бессвязный гомон разношёрстной толпы, шарканье подошв по асфальту, хруст и звон бьющегося стекла, стук отлетающих, сыплющихся градом алюминиевых банок…
Мы ретировались в скверик, к незабвенному Паниковскому, из-ваянному в бронзе с его темными круглыми очками и неразлучной тростью в руке, замершего навеки в характерной позе переходящего улицу слепого, отведали фирменного, весьма недурного мороженого в одном из немногочисленных – что очень странно для центра такого города, как Киiв – кафе и побрели обратно к метро.
На исходе следующего дня мы вернулись в Киев вместе с Ольгой. Пересев с маршрутки на метро, оставив сумки встретившей нас Полинке, мы проскочили до "Арсенальной" и часа три погуляли по вечерней столице.
В этот раз Киев несколько поправил своё первое впечатление. Только что открытый после реставрации Мариинский парк явил собой образчик умелого дизайна: выложенные разноцветной плиткой дорожки, свежие газоны, со вкусом подстриженные, омоложенные вековые деревья, под которыми так приятно посидеть на свежеструганных деревянных скамейках, глазея на прогуливаю-щуюся вокруг публику. И киевляне всех поколений не преминули этим воспользоваться: парк заполнен сверх всякой меры, чему косвенно способствовало и расширение (за счёт площади парка) зоны безопасности Мариинского дворца, государственной резиденции президента Украины: на его растрелли-евские формы и традиционную бирюзу его стен, столь знакомые по более известным питерским аналогам великого зодчего, дозволяется теперь взирать с приличного отдаления.
Миновав зелёную чашу стадиона "Динамо" искусно вписанную в сложный рельеф правого берега Днепра – на таком поле, в таком интерьере просто нельзя выступать посредственно, наверное, это и явилось залогом успехов киевского "Динамо" - мы вышли к возрождённому из пепла Михайловскому монастырю. На фоне стремительно темнеющего неба червонным золотом горели его купола. Мастерски выполненная подсветка храма – с лёгким сиреневым оттенком, в тон фиолетовому ночному небу, и золотыми лучами, направленными на ажурные кресты, венчающие луковки куполов - придавали сказочный вид этой божественной обители. Но наши земные чаяния не были услышаны всевышним – туалеты, расположенные на территории монастыря были уже закрыты (а шёл уже пятый час, как мы вышли за порог дома в Славути-че).
Пришлось направиться к Майдану Незалежности и посетить тамошние "Охотные ряды", стеклянный купол которых я приметил ещё намедни. Внутри это сооружение ещё больше походит на пародию московского аналога: масштабы совсем не те, скуднотища и теснотища. У дверей с заветными силуэтами мужского и женского пола как всегда в подобных ситуациях – длинный девичий хвост. В мужской туалет удалось попасть без очереди, но и там тесно, к каждой кабинке и писсуару в нетерпении переминались с ноги на ногу по три-четыре чоловика. Пристроился к одному из хвостиков и я. И вдруг, слышу за спиной смущённые девичьи смешки – это находчивые украинские парубки, заняв очередь в кабинки, протащили сюда своих подружек: за стеной, в женском отделении ситуация совсем беспросветная. Минут через пять, когда я продирался обратно к выходу, в мужском заведении наблюдалось явное преобладание женского пола, а перед туалетами петляли уже две женские очереди.
Ну, а вечерний Майдан предстал в ещё более неприглядном свете, нежели накануне днём. К безвкусной свалке архитектурных "шедевров", прибавилось четыре циклопических размеров воздушных шара, озаряемых пламенем мощных горелок и с трудом втиснутых в, и без того забитое донельзя, пространство главной площади Украины. За ними, в отдалении, как-то совсем потерянно светился желтоватый силуэт Софийского собора, когда-то игравшего роль ведущей скрипки в оркестре достопримечательностей стольного града Киева, а теперь незаслуженно всеми забытого. Площадь заполнена полчищами молодёжи, не знающей, куда податься, изнывающей от безделья, тупо посасывающей слабоалкогольные напитки.
Те, кто успел опередить других, занял места на бетонных парапетах, бордюрах, ступеньках, неудачники же неприкаянно бродили среди таких же не нашедших себе места молодых людей. А по Хрещатику, во всю его ширину, как после первомайской демонстрации, в эту переполненную яму скатывался такой же многочисленный, и бессмысленный людской поток, оставляющий за собой на мостовой осколки разбитого стекла и всяческого мусора: бессвязный гомон разношёрстной толпы, шарканье подошв по асфальту, хруст и звон бьющегося стекла, стук отлетающих, сыплющихся градом алюминиевых банок…
Мы ретировались в скверик, к незабвенному Паниковскому, из-ваянному в бронзе с его темными круглыми очками и неразлучной тростью в руке, замершего навеки в характерной позе переходящего улицу слепого, отведали фирменного, весьма недурного мороженого в одном из немногочисленных – что очень странно для центра такого города, как Киiв – кафе и побрели обратно к метро.