Главная
Хрущевка
На утро, простившись с Козловыми, я отъехал от Детского мира и минут через 10 был уже на черниговской трассе, ведущей прочь от Киева. Первые 90 километров, до отворота на старую "хрущёвку" - автотрассу М2 союзного значения, я прошёл на одном запале, несмотря на умеренный встречный ветер и довольно напряжённое автомобильное движение. Но как только свернул на М2, то все мои надежды на улучшение дорожных условий с каждым новым километром стали быстро таять и безвозвратно утекать в бесчисленные трещины раздолбанной бетонки. Уже через полчаса я крепко пожалел о том, что предпочёл эту дорогу проверенному пути, через Харьков и Белгород. Когда-то Никита Сергеич, подаривший хохлам Крым, черкнул карандашом на карте прямую линию, и по его наметке трассу проложили среди болот и голых пустырей, в стороне от всех населённых пунктов - в никуда. Смотреть не на что.
Ветер, полторы недели дувший в левый бок, сменил направление на встречно-боковое и оказывал ощутимое сопротивление. Но самое страшное – это покрытие, похоже, не подвергавшееся ремонту со времён упомянутого генсека. Такого в России не увидишь! Более 200 вёрст я высматривал каждый километровый столбик, в надежде, что за ним хоть что-нибудь изменится в лучшую сторону, но каждый новый километр, будто в издёвку, предлагал всё новые и новые виды разбитых дорожных покрытий: старая бетонка сменялась растресканным до безобразия асфальтом, на смену которому приходила крупная щебёнка посаженная на окаменевшую от времени смолу, а то и вообще без оной - просто яма на яме, снова бетонка, но уже в ошлёпках асфальтовых заплат как в коровьих блинах, прыгать по которым хуже, чем по глубоким бетонным трещинам – и так до бесконечности. Пока не прошёл весь отмеренный чёртом участок до отворота на Глухов, мой велосипед, мой организм, моё терпение подвергались серьёзному испытанию.
Который день висят низкие, тяжёлые облака, так и ждёшь, когда из них прольётся дождь. Холодно. Пошли горки. Вверх и вниз иду с одной скоростью, не превышающей 15-17 км/ч: на таком покрытии опасно разгоняться, или техника разлетится, или сам влетишь на полном ходу в яму. Вокруг ни души, нудное однообразие нарушают редкие машины, рискнувшие воспользоваться этой идиотской трассой, их громкое шлёпанье по бетонным стыкам слышно за километры. Иногда вызывают улыбку дорожные указатели на второстепенных развилках. Особенно позабавил большой, метра два на три, синий плакат, по всему видно, недавно сработанный, и смотрящийся на этой забытой богом и Кучмой дороге, как театральная тумба в безлюдной пустыне. Оказывается, всего лишь в двух километрах - если свернуть влево и одолеть лоснящуюся от мокрой глины и луж грунтовку – можно найти могилу "…великого украинского БДЖоляра". Никогда б не подумал, что дивный украинский язык может родить такое жуткое буквосочетание. Ладно, когда украиньска мова придаёт заурядной "птицеферме" гордое имя - ПТАХОферма или, наоборот, низводит звонкое слово Победа до непотребного уровня – ПЕРЕМОГА, но чтоб выдать такое – БДЖ… слов нет. И долгие сотни тряских километров я силился разгадать, значение этого буквосочетания. Кто ж это такой Великий Украинский… - Кобзарь? Бард? Гусляр? Спросить не у кого. Только дома узнал что бджола – это пчела. Выходит, что и пчеловод (наверное, за неимением лучшего) может стать на Незалежной "великим украинским…".
В 15.30 небольшой перерыв, перебортовал и поменял местами покрышки переднего и заднего колёс – последняя заметно сдала и полысела по сравнению с передней.
В 16.40 – опять перебортовка – прокол
В 17.20 – 2-й прокол заднего колеса.
В 17.40 – 3-й прокол - это гнилая, полусырая индийская резина велосипедных камер (которые мы прикупили в качестве запасок в фирменных европейских магазинах) не выдерживает наших малорассейских дорог, и дефекты и посторонние вкрапления в слоях резины выползают наружу. Так и едем.
Солнце уже висит над горизонтом. Успеть бы добраться до виднеющейся впереди гребёнки соснового леса. А с юга меня нагоняет жуткая чёрная туча, застилает небо, прижимает к земле багряный диск солнца и последние его лучи, в предсмертном всплеске, окрашивают высокие тополя, растущие вдоль дороги в неестественные по насыщенности красно-охристые тона. [Фото 384]Только поставил палатку на пахнущей грибами подстилке хвойного леса и прикрыл велосипед плёнкой, как хлынул нешуточный дождь. Но меня ему уже не достать: густой хвойный покров гасит силу тяжелых капель, толстый слой мха и иголок, как губка, вбирает в себя низвергающиеся с неба потоки воды, а в палатке за двумя слоями каландрированного капрона тепло и сухо, колеблется язычок свечного пламени, согревая тёплым светом мой уютный уголок, торчит из закипающего котелка куриная ножка, и я могу, наконец, растянуться на спальнике во всю длину. За бортом 8 градусов, а внутри за 20º! И единственный, не совсем приятный момент – это насущная необходимость, укладываясь при такой температуре спать, натягивать на себя все имеющиеся одежды, чтоб избежать этой процедуры посреди ночи, прервав сон от дрожи и холода. [Фото 385]
К концу второго дня я достиг Глухова - последнего на украинской стороне городка со столь подходящем к окружающей местности названием. Наверное, по той же причине я немного приплутал в нём и чуть было не укатил совсем не в ту сторону, но вовремя спохватился и с помощью мужичка на стареньком велосипеде, проводившем меня через городок, выбрался на дорогу, ведущую к границе. Последние километров двадцать до погранпоста были настолько глухими и безлюдными – не то что машина, птица не пролетит - что я опять крепко засомневался, в том ли направлении следую. Но вот показались неказистые строения и шлагбаум, за которым начинается Россия!
Украина пройдена. Главные впечатления - нищающий народ на фоне разрастающихся замков нового украинского чиновничества и безобразные дороги на протяжении 1200 украинских километров.
На утро, простившись с Козловыми, я отъехал от Детского мира и минут через 10 был уже на черниговской трассе, ведущей прочь от Киева. Первые 90 километров, до отворота на старую "хрущёвку" - автотрассу М2 союзного значения, я прошёл на одном запале, несмотря на умеренный встречный ветер и довольно напряжённое автомобильное движение. Но как только свернул на М2, то все мои надежды на улучшение дорожных условий с каждым новым километром стали быстро таять и безвозвратно утекать в бесчисленные трещины раздолбанной бетонки. Уже через полчаса я крепко пожалел о том, что предпочёл эту дорогу проверенному пути, через Харьков и Белгород. Когда-то Никита Сергеич, подаривший хохлам Крым, черкнул карандашом на карте прямую линию, и по его наметке трассу проложили среди болот и голых пустырей, в стороне от всех населённых пунктов - в никуда. Смотреть не на что.
Ветер, полторы недели дувший в левый бок, сменил направление на встречно-боковое и оказывал ощутимое сопротивление. Но самое страшное – это покрытие, похоже, не подвергавшееся ремонту со времён упомянутого генсека. Такого в России не увидишь! Более 200 вёрст я высматривал каждый километровый столбик, в надежде, что за ним хоть что-нибудь изменится в лучшую сторону, но каждый новый километр, будто в издёвку, предлагал всё новые и новые виды разбитых дорожных покрытий: старая бетонка сменялась растресканным до безобразия асфальтом, на смену которому приходила крупная щебёнка посаженная на окаменевшую от времени смолу, а то и вообще без оной - просто яма на яме, снова бетонка, но уже в ошлёпках асфальтовых заплат как в коровьих блинах, прыгать по которым хуже, чем по глубоким бетонным трещинам – и так до бесконечности. Пока не прошёл весь отмеренный чёртом участок до отворота на Глухов, мой велосипед, мой организм, моё терпение подвергались серьёзному испытанию.
Который день висят низкие, тяжёлые облака, так и ждёшь, когда из них прольётся дождь. Холодно. Пошли горки. Вверх и вниз иду с одной скоростью, не превышающей 15-17 км/ч: на таком покрытии опасно разгоняться, или техника разлетится, или сам влетишь на полном ходу в яму. Вокруг ни души, нудное однообразие нарушают редкие машины, рискнувшие воспользоваться этой идиотской трассой, их громкое шлёпанье по бетонным стыкам слышно за километры. Иногда вызывают улыбку дорожные указатели на второстепенных развилках. Особенно позабавил большой, метра два на три, синий плакат, по всему видно, недавно сработанный, и смотрящийся на этой забытой богом и Кучмой дороге, как театральная тумба в безлюдной пустыне. Оказывается, всего лишь в двух километрах - если свернуть влево и одолеть лоснящуюся от мокрой глины и луж грунтовку – можно найти могилу "…великого украинского БДЖоляра". Никогда б не подумал, что дивный украинский язык может родить такое жуткое буквосочетание. Ладно, когда украиньска мова придаёт заурядной "птицеферме" гордое имя - ПТАХОферма или, наоборот, низводит звонкое слово Победа до непотребного уровня – ПЕРЕМОГА, но чтоб выдать такое – БДЖ… слов нет. И долгие сотни тряских километров я силился разгадать, значение этого буквосочетания. Кто ж это такой Великий Украинский… - Кобзарь? Бард? Гусляр? Спросить не у кого. Только дома узнал что бджола – это пчела. Выходит, что и пчеловод (наверное, за неимением лучшего) может стать на Незалежной "великим украинским…".
В 15.30 небольшой перерыв, перебортовал и поменял местами покрышки переднего и заднего колёс – последняя заметно сдала и полысела по сравнению с передней.
В 16.40 – опять перебортовка – прокол
В 17.20 – 2-й прокол заднего колеса.
В 17.40 – 3-й прокол - это гнилая, полусырая индийская резина велосипедных камер (которые мы прикупили в качестве запасок в фирменных европейских магазинах) не выдерживает наших малорассейских дорог, и дефекты и посторонние вкрапления в слоях резины выползают наружу. Так и едем.
Солнце уже висит над горизонтом. Успеть бы добраться до виднеющейся впереди гребёнки соснового леса. А с юга меня нагоняет жуткая чёрная туча, застилает небо, прижимает к земле багряный диск солнца и последние его лучи, в предсмертном всплеске, окрашивают высокие тополя, растущие вдоль дороги в неестественные по насыщенности красно-охристые тона. [Фото 384]Только поставил палатку на пахнущей грибами подстилке хвойного леса и прикрыл велосипед плёнкой, как хлынул нешуточный дождь. Но меня ему уже не достать: густой хвойный покров гасит силу тяжелых капель, толстый слой мха и иголок, как губка, вбирает в себя низвергающиеся с неба потоки воды, а в палатке за двумя слоями каландрированного капрона тепло и сухо, колеблется язычок свечного пламени, согревая тёплым светом мой уютный уголок, торчит из закипающего котелка куриная ножка, и я могу, наконец, растянуться на спальнике во всю длину. За бортом 8 градусов, а внутри за 20º! И единственный, не совсем приятный момент – это насущная необходимость, укладываясь при такой температуре спать, натягивать на себя все имеющиеся одежды, чтоб избежать этой процедуры посреди ночи, прервав сон от дрожи и холода. [Фото 385]
К концу второго дня я достиг Глухова - последнего на украинской стороне городка со столь подходящем к окружающей местности названием. Наверное, по той же причине я немного приплутал в нём и чуть было не укатил совсем не в ту сторону, но вовремя спохватился и с помощью мужичка на стареньком велосипеде, проводившем меня через городок, выбрался на дорогу, ведущую к границе. Последние километров двадцать до погранпоста были настолько глухими и безлюдными – не то что машина, птица не пролетит - что я опять крепко засомневался, в том ли направлении следую. Но вот показались неказистые строения и шлагбаум, за которым начинается Россия!
Украина пройдена. Главные впечатления - нищающий народ на фоне разрастающихся замков нового украинского чиновничества и безобразные дороги на протяжении 1200 украинских километров.